В очередной раз   сопровождаю творческую группу «ШПИГЕЛЬ ТВ”.
С Анной Садовниковой и её коллегой Тамарой Симоненко знаком уже не один год. Они приезжают не в преддверии очередной годовщины аварии, а среди года задолго до или после даты. Говорят, что снимают не рядовой сюжет, а кино.

Снимают, много, приезжают не на один день, как минимум на неделю. Им интересно все, что сможет рассказать европейцам о планетарной катастрофе, об отдаленных последствиях.

У нас рассказывают, только в том случае, если видеокамера выключена. Уважаемые мною доктора наук, академики, мировые "светила” продолжают жить по инструкциям 86 года.

Все послеаварийные годы я готовил публикации и видеосюжеты о работе милиции в зоне Чернобыльской АЭС. Снимал  все на видео и фото. Это было нужно для того, чтобы все знали, что сотрудники МВД пришли сюда первыми и продолжают нести службу,    пока существует «зона”.

В юбилейном году все изменилось. На КПП «Дитятки” нас предупредили, что снимать ничего нельзя, мы находимся на особом режимном объекте. Выходило так, 24 года до того, снимать КПП и несущих тут службу сотрудников было нужно и можно, а теперь нельзя. Но если нельзя, как рассказать о том, чем они здесь занимаются?

Пришлось связываться с руководителем пресс-службы областного главка милиции, так решил проблему. Нам разрешили снимать все, кроме сотрудников несущих тут службу.  Стоило оператору направить камеру в сторону сержанта или офицера милиции, начиналась паника.   Успокоило, точнее, привело в адекватное состояние объяснение, что видеосюжет будет показан только в Германии.

Все повторилось на контрольно-пропускных пунктах «ЛЕЛЕВ”, "ПРИПЯТЬ”. Объяснить коллегам, что происходит, не мог. Наверное, появились новые инструкции, вернулся аварийный режим секретности?

В отделе внутренних дел зоны ЧАЭС нас ждал майор милиции, начальник сектора участковых инспекторов милиции, Ярослав Хоменский.  Это они участковые инспекторы милиции ближе всех к самоселам. Несмотря на то, что нет транспорта, участковый каждый месяц встречается, с каждым из тех, кто вернулся на родную землю после аварии.

Самоселы люди глубоко преклонного возраста, средний возраст, которых 70 лет и больше.   К ним приезжает автолавка (раз в неделю), не забывают о них медики, но есть одно исключение, дед Сава. Он с женой живет в 10 ти километровой зоне. Там, где  находится Припять, АЭС, специализированные могильники, где, закончив рабочий день люди, покидают этот периметр.
Мы направляемся в село «Шипеличи”, а точнее в то, что от него осталось. Наш микроавтобус с трудом и натугой проезжает по практически заросшей дороге. В некоторых   местах кроны деревьев срослись, и мы попадает в туннель созданный природой.   Единственный наш ориентир, это протянутые вдоль дороги, электропровода.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
В  20 годовщину аварии у деда  в гостях был   Президент Ющенко, который подарил ему часы, (теперь не работают), мобильный телефон с одним номером, по которому дед мог попросить помощи. Потом и телефон замолчал, номер перестал отвечать. Несколько лет назад, он просил меня  напомнить, президенту о его обещаниях,   считая, что президента я вижу чаще, чем он и общаюсь с ним.
С тех пор он постоянно мне напоминает, что я не выполнил его просьбу, президент так и не позвонил. С  президентом Януковичем он мечтал встретиться в Чернобыле 26 апреля. Знаю, встреча не состоялась, не смог он подойти к нему.

Мы приехали к усадьбе деда Саввы, а точнее к хутору, который окружен изгородью. Дед «приватизировал” несколько домов и подсобных помещений. К большому огорчению моих коллег, стариков дома не застали. Они поехали в Чернобыль запасаться провиантом, которого сами не производят. Точнее отправились на КПП «Припять” где их посадят в автобус.
Пока не было хозяев, Анна с оператором начали снимать хозяйство стариков,  развалины деревни, которую поглотил лес.  Уже собирались уезжать, когда вдалеке замаячили две взгорбленные старческие фигуры. Каждый нес на спине поклажу.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Это была семейная пара, Елена Дорофеевна и Савва Гаврилович Ображей   Он 1931 года .рождения, она на несколько лет младше.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Было время, когда возвращаясь из Чернобыля, их с КПП Припять   попутным транспортом подвозили к усадьбе. Прошло время,  об этом поручении президента Ющенко забыли. Теперь им с поклажей приходится, известным только им тропами, возвращаться  в усадьбу преодолевая пять километров.. Старческие ноги пока, выдерживают  этотпуть.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Майор помог деду снять огромный, для его маленького роста, мешок. Анна нашла общий язык с хозяйкой. Хочу заметить, что эта  редкая удача. У хозяйки крутой норов, она практически не общается с журналистами, считая это бесполезным занятием.   Расскажешь  о своей жизни, невзгодах и болезнях,   а результат один, ничего не меняется.

Коллеги долго снимали, общались со стариками, сокрушались, что приехали без подарков. Поэтому я и посоветовал оставить им немного денег, все, что им надо  купят сами.
Необходимо было  отправляться в дорогу. В Припяти мы должны были встретить  Алексея Бреуса, бывшего станционного оператора,  жителя покинутого города. В преддверии годовщины аварии он сопровождал Алину Рудя дочь своего товарища,  умершего  в преддверии 20 годовщины.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Константин Рудя был близким другом, вместе работали, дружили семьями и отдыхали.  В центре города мы должны найти квартиру 24, дом 17 на улице Ленина. Улица в начале, которой на высотном здании и сегодня можно прочитать советский лозунг «Партия Ленина, сила народная, нас к торжеству коммунизма ведет».

Найти дом оказалось проблематично, для Алексея, как бывшего жителя и для меня,  того кто  охранял город после аварии и эвакуации жителей. Мы спорили, шли от дома к дому, на которых не осталось номеров, домов утопающих в лесных зарослях. Но   пришли к единому мнению, нужный дом перед нами.

Алина рассказывает о своем отце.   Речь выдает, что она долго живет за пределами нашего государства. Говорит с явно заметным акцентом.  Анна мне подсказала, немецкий, у Алины  то же с акцентом.
Мы находим нужное нам парадное.   С расстояния его не видно, все закрывают деревья, которым больше 25 лет они начали завоёвывать  город, после, того, как его покинули  люди.

Нас накрывает запах гниения, цвели, дом разрушается, штукатурка повсеместно осыпается. Лестничные пролеты заметно шатаются. Кругом груды мусора, разбитой мебели, подготовленный к выносу металлолом.
Вот  нужная нам квартира. Алексей рассказывает, что на одном из балконов хранились, разборные туристские байдарки, рыболовные снасти,  все, что необходимо было на отдыхе, на речке.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Алина, молча, ходит по  развалинам семейного очага, которого она так и  не увидела, не осознала, что происходило в те далекие годы. Что может осознать, запомнить ребенок, которому только исполнился год. Все хлопоты и переживанья легли тяжелым, непосильным грузом на плечи родителей.
У Алины хотят взять интервью, но она не знает, что сказать, на неё нахлынули воспоминания, о последнем посещении города, когда был жив отец. Это он привез и повесил на стене в пустой заброшенной комнате фотографию, которую она нашла на полу. На фото она с мамой, годовалый ребенок ползает по ковру…
Мы оставляем Алину одну  с её воспоминаниями и видеоператором, он приехал вместе с ней.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Направляемся в дом, где до аварии жил Алексей Бреус. Он шутит, говорит, что приглашает нас на чашку чая. Он жил рядом с самым большим бассейном. Наш микроавтобус проезжает по заросшим деревьями и кустами улицам. Большинство дворов закрывают заросли кустов и деревьев, дороги и тропинки покрытые старым, разрушенным  асфальтом ведут в никуда, в чащи.
Бывший инженер 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС Алексей Бреус провел нас в свой дом,  спустя 25 лет после аварии на станции.
"Помню, как здесь все располагалась: стол, книжные полки. Но вещи все давно вывезли. Где-то это было сделано организованно властями чернобыльской зоны, где-то постарались мародеры. Теперь тут такая мерзость запустения", - показывает Бреус свою бывшую квартиру.

Алексей Бреус поселился в Припяти в 1982 году, когда его, выпускника МГТУ им. Н.Э. Баумана, направили работать на Чернобыльскую АЭС. Утром 26 апреля 1986 года Алексей отправился на работу, не подозревая, что произошло минувшей ночью. "Окна моей квартиры выходили на сторону ЧАЭС, из них хорошо видны энергоблоки, но в то утро я не смотрел в окно. Ни взрыва, ни какого-либо шума я тоже не слышал", - говорит Бреус.
В половине восьмого утра он уже был на своем рабочем месте. По словам бывшего инженера ЧАЭС, на КПП охрана вручила таблетки йодистого калия. Других средств защиты от радиации в тот момент не было. В первые часы после аварии, вспоминает Бреус, главное было обеспечить подачу воды для охлаждения реактора.

"Одного человека так и не нашли. Валерий Ходемчук остался под завалами на четвертом блоке. Когда мы говорим "саркофаг", надо помнить, что это саркофаг одного человека - оператора ЧАЭС Валерия Ходемчука".
На Чернобыльской АЭС Алексей получил дозу облучения, в десятки раз превышающую норму,  врачи запретили ему работать на действующем реакторе. Какое-то время был инспектором в Атомэнергонадзоре, потом стал писать статьи на чернобыльскую тематику. Теперь Алексей -  профессиональный художник, состоит в социально-экологической группе независимых художников "Стронций-90". Его последние работы объединены в цикл картин под названием "Евангелие от Чернобыля".

Не знаю, какие эмоции переполняли Алексея, но все, что он переживал, вспоминал, отражалось у него на лице. Пока есть такие люди, человечество будет хотя бы вспоминать Чернобыльскую катастрофу и её последствия.
 
День приближается к завершению, мы еще успевает посетить плавательный бассейн, который работал, до начала 90 годов. Тут после трудового дня могли отдохнуть в чистоте вахтовики. Подобный отдых пользовался большой популярностью, попасть в бассейн было не просто.
 
В здании бассейна нет ни одного целого витражного, большого размера стекла. Объясняю, коллегам, что рамы, в которые ставили огромные стекла, были алюминиевые. Поэтому их разбивали, цветной металл, сдавали в пункт приема, получая за добычу копейки. Вокруг зоны множество сел, где большинство   живущих безработные, приходиться промышлять в запретной зоне.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Сам бассейн и его стены разрисованы граффити. Всюду видны следы пребывания диких «сталкеров”, в спортивном зале практически разобрали пол   и начали вывозить доски, в вестибюле, кто - то собрал груду металлолома, рассортировав отдельно чёрный и цветной металлы. 
 
Рядом ещё одна достопримечательность мертвого города. Целый микрорайон окружен колючей проволокой. Это внутренний периметр, который обозначил самые запыленные радиацией улицы.
 
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Предупреждаю оператора, чтобы он периодически смотрел под ноги, а не только в видоискатель камеры.  В городе   практически не осталось канализационных люков, теперь это скрытые листвой и ветками ловушки.   Предлагаю Андрею, для полноны ощущений отснять телефонную будку, советского образца и почтовый ящик, которых практически не видно среди веток.  Двуногий варвар оторвал телефонную трубку, забрал, две копейки, которые пролежали там больше 20 лет.  Пока там лежала монета, казалось, что пройдет время, зайдет в телефонную будку местный житель и позвонит домой. Ему не надо будет искать "двушки”.

Так убивают память и надежду. Ведь  кто - то додумался разломать почтовый ящик, выбросить на землю письма, которые так и не дождались адресатов.
Так и хочется сказать, им, двуногим варварам: «Не убивайте память о городе и людях, которые тут жили!!!”
Время пребывания в зоне заканчивалось. В 17 часов мы должны   быть на КПП «Дитятки”, на границе, а   Анны не все отсняла, что хотела. Пришлось   уговаривать, объяснять, что нарушать режим пребывания мы не можем. На следующий день нам снова возвращаться, хотелось обойтись без конфликтов и замечаний со стороны сотрудников милиции и администрации зоны.
 
Три дня в зоне планетарной катастрофы.
Не доезжая КПП, в поле заметили табун лошадей "Пржевальского», которых завезли в виде эксперимента, эксперимент удался, они расплодились.
Море восторга, поток указаний оператору, который   пытается подойти к ним ближе. Каждый раз, когда он сокращает дистанции, табун отходит дальше от дороги.
Я молчу, не напоминаю, что время пребывание в зоне истекло, идет творческий процесс, который  прерывать нельзя. За горизонт уходит багряный круг солнца,  он окрашивает все пространство, неестественным цветом.
 
«Можем ехать!” прерывает мои мысли Анна. "Можем, как и все время работы с тобой вернемся в столицу ночью, а утром следующего дня ты не сможешь встать. Поэтому начну названивать на мобильный часов с шести!!!!!» ответил я. Понимая, что привычки и характер человека изменить нельзя. Утром я услышу, что  группа почти готова и скоро выезжает, правда прежде, чем мы встретимся, в условленном месте пройдет как минимум полтора или два часа. 
Я должен был привыкнуть к этой черте её характера, но не могу. Она колесит по свету, снимает войны, революции, техногенные и природные катастрофы.  После её вояжей в горячие и не очень точки планеты, очередной оператор отказывается  ехать в очередную командировку.

Я вспоминаю, как её, очередной  оператор категорически отказался приближаться к «кладбищу” затонувших в Чернобыле  барж и кораблей. Он услышал, как пищит мой прибор "Припять”, потребовал, чтобы ему показали шкалу. Он не знал, что такое микро или мили рентгены, но снимать отказался. Я посмотрел ему в глаза и понял, что значит «звериный” страх.   Вернувшись с чернобыльской командировки, он долго обследовал в различных клиниках свой организм. Медики с трудом доказали, что он здоров, как бык.

Пора ехать. На КПП нас предупредили, а точнее сделали замечание, мы выезжаем на полтора часа позже, чем положено. Проходим дозиметрический контроль. Проверяют микроавтобус, досматривают салон и багажник, направляют всех к «рамкам” для проведения индивидуального дозконтроля. Все нормально можем ехать.

Поздно вечером, а точнее ночью возвращаюсь домой. Жена на даче выполняет продовольственную программу, поэтому я не услышу в очередной раз, что надо себя беречь и больше отдыхать. Сливаю в компьютер отснятые за день фотографии. Потом отбираю несколько из них и печатаю. Завтра будет повод порадовать коллег. Договорились встретиться не позже восьми часов в районе станции метрополитена "Героев Днепра”.